— Черт бы тебя побрал! — воскликнула она, хватая подвернувшегося под руку плюшевого медведя с оторванным ухом и швыряя его в направлении двери.
Как это бывает в плохом кино, дверь распахнулась и, появившийся на пороге, Говард успел поймать игрушку прежде, чем она ударила его по липу.
— Неплохо смотришься, — заметил он, закрывая дверь и не отрывая при этом взгляда от одетой в ночную сорочку Кристины.
— Как ты сюда попал?
Похлопав одноухого медведя по спине, он усадил его в кресло-качалку.
— Бертран впустил меня через черный ход. — Взгляд его остановился на гладком обнаженном плече Кристины. — Поначалу я собирался влезть по водосточной трубе, это прекрасно соответствовало бы текущему моменту, но побоялся упасть и разбиться насмерть.
— Ты просто слабак! — заявила она человеку, любящему в свободное время заниматься скалолазанием.
— Если ты так хочешь, я могу вернуться обратно и попробовать. Но если я серьезно покалечусь накануне знаменательного для нас дня, вся ответственность ляжет на тебя.
Кристине с трудом удалось сдержать улыбку.
— Все еще не могу поверить, что ты здесь.
— А где еще мне быть?
— В своей квартире. Такова традиция, — не смогла не съязвить она.
— Я только что там был и успею вернуться, прежде чем кто-нибудь заметит мое отсутствие.
— Другими слонами, ты солгал тогда, в клинике.
— Думаю, тебя это не должно беспокоить. Согласись, при таком раскладе довольными остаются все.
— Все? — С его стороны это было весьма смелым предположением.
— Значит ли это, что тебя мое появление не радует?
"Радость" являлось совсем не тем слоном, которым можно было описать чувство, испытанное Кристиной при виде входящего в ее спальню Говарда.
— Как это типично для тебя: вечно действуешь, исподтишка. Мог, во всяком случае, предупредить меня о том, что замышляешь, — сказала она.
— Так радует или нет? — продолжал упорствовать Говард, но Кристина молча отвела глаза в сторону. — Кстати, мне нравятся твои ногти. Как называется этот цвет?
— Жемчужный, — пробормотала она.
— Нет, это больше подходит для твоей кожи. В ней есть какая-то полупрозрачная бархатистость…
Кристина, как только могла, сопротивлялась все нарастающему внутри желанию.
— Интересно, в который раз ты пользуешься этим поэтичным сравнением, — огрызнулась она.
Говард не ответил, по-прежнему не отрывая от нее взгляда, от которого ноги Кристины становились словно ватные.
— Знаешь, было бы очень неплохо, если бы нашелся человек, решивший несколько сбить с тебя спесь. Слишком уж ты самонадеян и самолюбив.
— Ты так думаешь? — Замечание Кристины, кажется, привело его в хорошее настроение. — И что же, ты хочешь стать этим человеком?
Она сухо рассмеялась.
— Маловероятно.
— Почему же?
— В том, что касается меня, можешь быть совершенно спокоен, Говард. — Может быть, даже лучше выложить все начистоту… Или это очередное проявление ее идиотизма? — При виде тебя я теряю всякую волю к сопротивлению, как пойманная на крючок рыба, и становлюсь и один ряд с остальными твоими безмозглыми крошками, что должно прозвучать для тебя музыкой.
— Даже целым симфоническим оркестром, но совсем не по той причине, по какой тебе кажется. Ты вовсе не расцениваешься мною в качестве безмозглой крошки.
— Потому что я не блондинка? — поинтересовалась Кристина.
Говард усмехнулся.
— Рад услышать это от тебя, потому что уже начал сомневаться, правильно ли я тебя понял и не сделало ли твое сегодняшнее любезное предложение скорее из жалости, чем от желания.
Она взглянула на него в крайнем недоумении.
— Ты что, с ума сошел?
— Это тоже пришло мне в голову в данную минуту.
— Я никогда не стала бы спать с кем-либо из жалости… Разве я похожа на сентиментальную… шлюху? Последнее, в чем меня можно обвинить, так это в жалости.
Улыбка Говарда постепенно становилась все опаснее.
— Кристина, — спросил он, указывая на дверцу шкафа, — это белье… ты купили случайно не для того, чтобы я его с тебя снял?
— Нет, — призналась она. — Но ты сможешь его снять, однако, не сейчас. Я приберегаю его на завтра. К тому же сегодня тебе нечего будет снимать.
Испытывая захватывающее чувство полной свободы, Кристина взялась за подол ночной сорочки и одним движением сняла ее через голову.
В комнате воцарилась тишина.
Взгляд Говарда, скользнув по фигуре Кристины, остановился на ее лице. Тряхнув головой, она закинула волосы за спину, и ему отчаянно захотелось зарыться в них лицом.
— О Боже!
Кристина не помнила, каким образом оказалась лежащей на кровати, с закинутыми за голову руками, ощущая тяжесть тела Говарда.
— Как хорошо, — простонала она.
— А будет еще лучше. — И он оказался прав…
Проснувшись на следующее утро, Кристина увидела, что Говард уже ушел. Можно было даже подумать, что все происшедшее этой ночью оказалось лишь эротической фантазией, если бы не боль в теле, служащая доказательством физической активности.
Приняв душ, она надела халат и спустилась в кухню выпить кофе. Там Кристина застала загружающего в холодильник подносы с закусками Бертрана.
— Надо же было повару простудиться в самый неподходящий момент, — пожаловался он, выглядя более раздраженным, чем обычно.
— Вряд ли он сделал это нарочно, — заметила Кристина, изучив содержимое подноса. — Выглядит замечательно, гораздо лучше, чем сама кухня, — добавила она, окидывая взглядом комнату, до невозможности заставленную грязной посудой и открытыми банками и коробками. По всей видимости, Бертран решил использовать все, что оказалось у него под рукой.